И в догонку, сразу сиквел

"Лисьи чары"

Мелькнул хвост лисий.
Нет теперь мне покоя –
Жду каждый вечер.

Сюраюки Тамба, XVIII век

- Ты знаешь, о чем сейчас думает этот ненормальный? - возопил Шульдих, обвиняюще тыкая пальцем в глядящего на Кроуфорда широко распахнутыми глазами блондина.
- Ты у нас телепат, - усмехнулся американец. - Вот и поведай нам тайну сию.
- О том, что он заказывал не брюнета, а рыжего, правда, другого оттенка! - с искренним возмущением выпалил немец.
- Ну, так чего ты ждешь? - последовал невозмутимый ответ. - Присоединяйся.

"Лиса-оборотень, привлекая чистого сердцем (разделив ложе с ни разу еще не источавшим из себя мужской силы, она бы приворожила его к себе и сочеталась с ним брачными узами, чтобы обрести бессмертие)..."(1)

Йоджи лихорадочно пытался сообразить, стоит ему еще посопротивляться, хотя бы для видимости, или, как советуют психологи, расслабиться и постараться получить удовольствие, раз уж влип.
- А что скажет Ая? - тоскливо подумал он. - Может, сразу убьет? Из милосердия...
Попадать под величественное неодобрение не хотелось совершенно.
Да и к черту! Выбора все равно нет, а высокий черноволосый гайдзин двигается с такой завораживающей грацией хищника... Под отглаженными костюмами, оказывается, скрывалась прекрасно развитая мускулатура, и он такой высокий, такой властный...
Йоджи невольно вздохнул, выдавая свое восхищение, облизнул губы и перевел взгляд на его рыжеволосого спутника. Тот был прямой противоположностью спокойному, уверенному в себе американцу: вульгарный, порывистый, кричаще яркий. Резкие, неуловимо быстрые движения, ехидная, но в то же время притягивающая взгляд улыбка, невозможно яркие волосы. Оба мужчины двигались почти синхронно, они одновременно скользнули в постель с двух сторон от Кудо и принялись неторопливо ласкать его.
"Вот попал, так попал", - думал Йоджи, выгибаясь от удовольствия - сегодня его заднице явно не поздоровится.

"...достигнув пятидесяти лет, лиса может превращаться в человека; в сто лет — обретает способность узнавать, что делается за тысячу ли от нее; в тысячу лет — способность общаться с Небесами. Справиться с такой лисой человеку не под силу. Нрав же у нее непостоянный, превращения бесконечны, и обольщать она умеет..."(2)

Шульдиха все время отвлекало от процесса ворочавшееся где-то на самых задворках сознания смутное беспокойство. Вроде бы все было нормально, но его внутренняя паранойя надрывалась, сигнализируя о непонятной опасности. Да нет, чушь какая… Что может им сделать вайсовский блондинчик, когда он надежно привязан к спинке кровати, да еще и без своих любимых часиков, а Брэд не предвидел нападения, иначе предупредил бы. Он позволил телу действовать на автомате - они с Брэдом частенько снимали кого-нибудь на двоих, и тело уже отлично знало свою партию в трио, - а разум тщательно сканировал все вокруг в поисках опасности.

"Лиса приходит к человеку сама, становится восхитительной любовницей и верной подругой, добрым гением, охраняющим своего друга от злых людей. Она является в жизнь ученого еще более тонкою, чем он сам, и восхищает его неописуемым очарованием, которое человеку, женатому на неграмотной, полуживотной женщине, охраняющей его очаг и отнюдь не претендующей на неиссякающее любовное внимание, является особенно дорогим и которое развертывает всю его сложную личность, воскрешает ее. С легким сердцем устремляется он к своей гибели."(3)

Каждая жилка в теле Йоджи пела от восторга - Шварц оказались умелыми и хорошо сработавшимися партнерами. Во всех смыслах. Он плюнул на все и просто наслаждался, забыв на некоторое время о том, что они враги, что Ая обязательно его убьет, если узнает, что сегодня вечером миссия и он должен быть в Конеко к десяти вечера.  Кудо откровенно плыл, теряясь в ощущениях, ловя кайф не только от своего удовольствия, но и в отблесках чужого наслаждения, ставших, как никогда раньше, явственно ощутимыми. Да что там, он почти наяву чувствовал темную, тягучую и сладкую, как патока, страсть Кроуфорда. 
Кроуфорд - такое странное, трудно произносимое имя. Кажется, Кроу по-английски ворон? Ему идет. Вещая птица, могущественный тэнгу, умеющий принимать облик человека, черные, под цвет оперенья, волосы и круглые птичьи глаза. В детстве мать, помнится, частенько пугала его: «Вот придет тэнгу и утащит тебя в лес!»(4). Кажется, он все-таки был непослушным мальчиком, раз за ним пришли. Плевать! Его тэнгу спокойный и высокомерный, холодный, с презрительным взглядом – точь-в-точь, как Айя. Но, в отличие от огненноволосого любимого, умеет улыбаться. Его глаза теплеют, когда он смотрит, как Йоджи выгибается, выстанывая его имя, он прикасается сам, не отталкивая ледяным взглядом, и позволяет прижиматься к себе всем телом, жаждущим тепла. Страсть Шульдиха пенилась озорными, искристыми пузырьками, как струя шампанского, и опьяняла так же быстро и незаметно. Немец был как огонь: обжигающий, трепетный, неистовый. Кроуфорд - океан: глубокий, бездонный, смертельный и все же неодолимо притягательный. Он стихия. Как можно было не замечать раньше его обаяния, его надежности, крепких рук, волевого рта, мягкости губ, что сейчас терзают плавящегося от сумасшедшего наслаждения Йоджи?
 
"Лиса окутывает полюбившего её человека злым наваждением, не давая ему жить спокойно в своем же доме и веля поступаться самыми насущными вопросами совести. Она обольщает несчастного своею нечеловеческой красотой и, воспользовавшись любовью, пьет соки его жизни, а затем бросает в жертву смерти и идет охотиться за другим."(3)

Что-то было не так. Шульдих никак не мог поймать ощущение странного, непохожего на обычное человеческое сознание, разума. Его окутывали искорки лукавого смеха, томного вкуса любви и странной жажды. В конце концов, ему обязательно удалось бы словить за хвост неизвестного наблюдателя, и, несомненно, раз и навсегда отучить его подглядывать за развлекающимися выпускниками Розенкройц, вот только в определенные моменты не только простые смертные, но и могущественные телепаты становятся почти бессильными. Немец чувствовал, как что-то неуловимое покидает его тело, а так же тела его любовников. Тут всех троих накрыл бурный оргазм, и с выплеском семени из них выплеснулась, казалось, сама жизнь, оставив их бессильными и беспомощными. "Что это, что, что?!" - запаниковал Шульдих, пытаясь позвать на помощь Наги и Фарфарелло, но сил не хватало, дар почти отказывал. Неподалеку мелькнуло ощущение знакомого разума.  Холодные, сосредоточенные на одной цели мысли, почти что щит. Фудзимия? Ищет своего непутевого напарника, обшаривая все попадающиеся ему по пути бары и танцполы.
Что ж, на "безрыбье" выбирать не приходится.
- *Фудзимия, подсказать, где сейчас твой блондинчик, и, главное, с кем?* - черт, даже на ехидство сил не хватало. - *В общем, хватай катану и несись вот по такому адресу. И хорошенько поспрашивай бармена, боюсь, он всех нас отравил чем-то, уж больно морда у него хитрая.*

"Лицо Да Дао осунулось, он сильно исхудал, и родители, боясь, что он совсем сляжет, стали приглашать магов и заклинателей, но никто так и не смог совладать с недугом. Тогда отец запер Да Дао в потайной комнате, и Юань, придя, не нашла его."(5)

Фудзимия ворвался в комнату яркой кроваво-красной вспышкой.
- Кудо! - закричал он, озираясь, и замер, увидев лежащую на кровати троицу.
Его глаза сузились и полыхнули лиловым огнем, не обещая ничего хорошего. Картина была вполне живописной, и, на взгляд телепата, вполне приятной: привязанный к спинке кровати обнаженный Кудо, а рядом лежат, закинув на него руки и ноги, их злейшие враги - Шварц, и тоже без единой нитки на теле. Из всех троих в сознании находился только Шульдих. Полностью обнаженный и невероятно привлекательный.
- Шине! - завопил Абиссинец, очевидно, не разделявший эстетических взглядов немца. Тут же получив по мозгам, он застыл, сжимая ладонями виски.
- Остынь, не видишь, нам всем тут помощь нужна, - торопливо пробормотал немец. Для разнообразия – вслух. На мысленную речь сил не хватало. - Фудзимия, может, ты поверишь мне на слово, что нас околдовали? Ну, или, по крайней мере, опоили чем-то. Когда мы пришли, Кудо уже был здесь, и ничуть не возражал.В глазах у Айи двоилось, череп раздирала чудовищная  боль, отзывающаяся огненными вспышками на каждую попытку движения.
- Сволочь, - простонал Фудзимия. - Если хочешь помощи – убери сперва головную боль.
- Ладно, - неожиданно покладисто согласился телепат, и сам понимавший, что еще чуть- чуть, и он потеряет сознание от перенапряжения. - Только дай слово, что не причинишь нам вреда.
- Договорились, - бросил Айя, и облегченно вздохнул, снова почувствовав себя человеком. - А теперь скажи, что ты можешь мне предложить за спасение, не считая компенсации за явную нетрудоспособность Кудо?
Он кивнул на разворошенную постель. Шульдих задумался. Что можно предложить бесстрастному аскетичному Абиссинцу? Невыполнимых или даже неисполненных желаний за ним не наблюдалось, а с врагами он прекрасно справлялся и сам.
- Деньги? - кинул он пробный камень.
Фудзимия отрицательно покачал головой.
- Услугу?
Та же реакция.
- Меня? - полушутливо предположил Шульдих, потихоньку впадая в панику, и пораженно замолчал, заметив искорки острого интереса в глазах лидера Белых Охотников.

«В течение многих лет демон поражал болезнями дочь Ли Ши-цзэ. Колдуны-у сражались с ним, заклинали и нападали на него, в пустых могилах и среди старых городских стен поймали несколько десятков лисиц и ящериц, но болезнь не отступала. И тогда Хань Ю гадал на стеблях тысячелистника. Он приказал сделать полотняную сумку, которую, когда девушку вновь одолел приступ, он вывесил над окном. Потом он закрыл дверь и стал дуть, словно изгоняя что-то, и вскоре сумка разбухла, как будто ее наполнили воздухом; сумка лопнула, и у девушки случился еще один сильный приступ. Теперь Ю сделал уже две кожаные сумки, которые он повесил рядом на том же самом месте, что и первую; и опять они раздулись до предела. На этот раз он быстро затянул их веревками и повесил на дереве, где они в течение двадцати с лишним дней постепенно ужимались и ужимались. Когда их открыли, то обнаружили около двух цзиней лисьей шерсти. Девушка же поправилась»(6)

Пострадавшие провалялись в своих постелях еще с неделю. Ни один врач так и не смог сказать, что с ними такое. Никаких особо страшных симптомов они не испытывали, только сильную слабость, которая прошла сама собой. Бармена, как и самой забегаловки, они так и не нашли, несмотря на объединенные усилия оскорбленных в лучших чувствах команд. Она словно испарилась, не оставив ни следа в памяти близьживущих обывателей. После выздоровления Йоджи несколько дней ходил очень задумчивый, и, против обыкновения, не пытался заигрывать с Аей. А после одного загадочного звонка резко оживился и, забыв про работу в магазине, умчался в неизвестном направлении. Абиссинцу оставалось только проводить его тяжелым подозрительным взглядом.
- Знаешь, Айя, - мечтательно заявил он в один из вечеров, когда Фудзимия зажал его на кухне, тщетно пытаясь с ним поговорить. - А все-таки этот бармен выполнил мое желание...

"Лис живет вместе с человеком, ничем не отличается, кроме свойственных ему странностей, но иногда он – невидимка и посылает свои чары только одному своему избраннику, сердце которого не заковано обывательским страхом и слепыми россказнями. Лис-невидимка – все тот же преданный друг, иногда, правда, непостижимый в своих действиях, похожих скорее на действия врага, но потом действительно оказывающийся подлинным золотом."(3)

- Ммм, - сладко потянулся проснувшийся Шульдих.
Фудзимия, как обычно, уже давно встал и ушел на работу. На столе дожидался завтрак - Ая оказался заботливым любовником не только в постели. "Как же славно все сложилось, - подумал немец, нежась в уютной постели, еще хранившей запах его любимого. - И я, и Кроуфорд нашли свое счастье в результате невероятного приключения. Все же стоило бы поблагодарить того странного бармена с хитрыми, слегка удлиненными к вискам зелеными глазами. Ведь сдержал-таки слово". Он еще раз потянулся и сел на постели, бросив взгляд на прикроватный столик - Фудзимия часто оставлял для него милые любовные записочки. Его взгляд упал на книгу в невзрачном коричневом переплете. "Кицуне-моногатори"(7) - гласила надпись на обложке. Он наугад открыл одну страницу и прочитал: "Неся человеку роковое очарование, приводя его к границам смерти, лиса сама же несет ему исцеление, помогающее как ничто на свете. Она хранит пилюлю вечной жизни, горящую в вечном сиянии бледной колдуньи-луны и способную оживить даже разложившийся труп. И перед тем, как стать бессмертным гением надземных сфер, она еще раз вмешивается в жизнь человека и несет ему мир и счастье".(3)

1 - «Путешествие на запад».
2 - "Записки из мрака", автор неизвестен.
3 - Из предисловия академика В.А. Алексеева к сборнику рассказов Пу Сун Лина "Лисьи чары".
4 - Накорчевский А. А., "Синто"
5 - Ли Сянь Минь "Удивительная встреча в западном Шу".
6 - «История династии Цзинь», гл. 95, 1.10.
7- Моногатори - сборник легенд, сказок.